АВТОР ТЕКСТА: СЕРГЕЙ СДОБНОВ
Ой, это долгая история. Мы давно дружим с Мартыновым Владимиром Ивановичем. Мы дружим-то давно, а совместной работы не было.
Думаю, мы похожи, нам интересно вместе. Вдруг получилась одна песня, потом другая, все по случаю, а потом раз — и песни накопились. Например, «Элегия» и «Мотыльки» — это даже не аранжировка, а что-то другое, я сам не знаю. И мы решили записать эту историю.Я не так много слышал… Я имею представление о ней, мне нравится, ну, например, Сильвестров, это современная? Из того, что я слышал, мне нравится то, что делает Мартынов. Мне интересна старая музыка.
Вряд ли. Мне сложно оценивать то, в чем я участвую. Режиссер снимал довольно долго, и что-то я уже успел позабыть — я смотрю и думаю: неужели так было? Мы же не занимались кино, мы жили — он снимал.
Мне нравился ранний период «Поп-механики», концерты, это было клево. Все, что потом, уже не так интересно. Сама идея безумно симпатичная, но воплощение не всегда соответствовало. Все, что делал Курехин, потом использовали во всех шоу лет через десять, даже сейчас.
Он был отвязный художник.Важен, для меня выступление важно, как есть, дышать. Для меня это естественный процесс, мне важно, чтобы он был в радость. Мне сложно оценивать свое выступление, потому что я в нем.
Нет.
Смотрим с женой американские сериалы, например «Юристы Бостона», «Черный список», какие-то мрачные мы смотрели. Музыку слушаем, читаем.
Да как обычно, что и все, полностью «Библиотеку приключений»: Уэллс, Купер. Любимая книжка — это, конечно, «Незнайка», я его несколько раз перечитал.
Сигареты, телефон, ключи.
Я записываю их, много звуков, потом включаю их в музыку.
Да нет, я все записываю: улицу, в кабаке.
Не могу сказать, что мне что-то мешает или помогает, я не стараюсь ничего такого сделать, просто живу. Я отношусь к этому философски: появится музыка — хорошо. У меня нет задачи кого-то удивить, слава богу, что это есть.
Был случай один: я в сердцах, разозлившись на нашего бас-гитариста, бросил гитару на пол, она отскочила и попала мне в глаз, но не выбила — был фингал.
На тот момент мне казалось — хорошая, но как сказать: тогда если гитара была, она уже хорошая.
Один раз из Парижа. Напихали целый чемодан: биографию Ленина (здоровенный томина), книжку про Гаккеля, христианскую литературу. Привезли нам всем по книжке.
Достоевский ведь тоже христианская литература? Философские труды. Несколько лет назад издали дневники пресвитера Александра Шмемана, это одна из лучших книг, которые я читал за последние 10 лет на русском языке. У меня есть друг, Анри Волохонский, поэт, он сказал: «Знаешь, почему мы не можем написать «Илиаду»? Потому что у нас нет времени, мы не можем погрузиться, мы очень много двигаемся, нет времени для состояния, чтобы что-то понять». Нужен покой, а у меня нет внешнего покоя.
Знаком я с Игорем очень давно, лет десять или больше. Мы играли с ними в Израиле, а тут совпало, мы очень долго сидели в Израиле. И тут Витя Левин, их директор, говорит: «Хочешь записать что-нибудь с«Крузенштерном»?» Мы собрались на квартире и за два-три часа много придумали всяких штучек. Я заказал Озерскому тексты, и через полгода мы записали пластинку. Мне нравится, как он играет, Игорь, и вкусы у нас похожи.
Год назад приехали в Израиль и мне предложили сыграть концерт вдвоем с Игорем, в клубе. А что играть? С собой у меня была книжка московского поэта Дмитрия Авалиани, «Лазурные кувшины» называется. Очень интересный поэт, погиб в 2000-х. Мы набросали, через день сыграли концерт, записали, через полгода я открыл запись и три трека с ходу, с концерта, были отличные. Тут мы и решили дописать — и получилось 8 произведений на стихи. Мы играем вдвоем, почти нет накладок, записано в одном клубе. Это даже не совсем запись. Все записали на концерте, два человека играют песни на стихи Дмитрия Авалиани. Волохонский, например, совсем не слышал об Авалиани, хотя одно поколение, разница в два года. Анри интересуется всем, он все читает, что мы ему привозим. А книжку Авалиани мне подарил мой друг Артур, он рисовал для литературного альманах «Черновик».
Предложения — не знаю, это условие нормальной жизни, отказываться. Ты же постоянно от чего-то отказываешься, не всегда в свою пользу. Я доверяю другому. Отказаться — это вещь простая, а согласиться, принять — это всегда сложнее. Я думаю, люди склонны больше отказываться, чем соглашаться. Человек старается отказаться от сложных вещей, отказываются-то все.
Скорее, нет. Если бы я мог не путешествовать, то не ездил бы так часто. Но это про отказ и возможности жизни. В путешествии ты становишься более терпимым и начинаешь лучше понимать людей. Жизнь везде очень разная, люди живут по-разному, совсем по-разному, это удивительно. Мы давно ездим, и это уже нелегкая данность. Раньше я трепетно относился к себе и старался отказываться, а теперь чаще соглашаюсь. До сорока лет я нигде не отдыхал, очень редко, а сейчас мы умудряемся с женой ездить отдыхать несколько раз в год, я люблю ходить по музеям. Музеи — это моя страсть.
Мюнхенская пинакотека.
Мне интересен ранний Ренессанс, треченто (искусство XIV века. — Прим. RS), фламандцы золотого периода, XV века. Мемлинг. В каждом веке были потрясающие художники, но я говорю, конечно, про живопись.
К иконам я отношусь как к иконам, это не живопись, я это делю. Я не сказал бы, что мне не нравится XIX век, мне и современные иконы нравятся некоторые — и греки и наши. Вы знаете, в старину считалось: икона должна быть новой. Я не знаток иконописи. Но начиная с Джотто, Дуччо — помните, они были и иконописцы, но у них уже был свой неповторимый почерк, личность, это связано с климатом, с историей городов-республик. А потом, через 100–130 лет, все кончилось, это удивительно.
Дом. И мы часто ездим во Флоренцию — ну как часто, раз-два в год. Место такое одно. Там начало нашей цивилизации современной, и я это чувствую. Если ты знаешь, что тебе там искать, то найдешь.
Да я пытаюсь научиться сочинять песни, так, чтобы я это умел.
Здесь процесс странный… нет, не считаю: тебе каждый раз кажется, что это здорово, а потом думаешь уже не так. Не для того, чтобы кого-то удивить. Это для себя: думаешь, есть технология, но понятно, что это только случай, нечто. Можешь из одних и тех же продуктов приготовить разные блюда? Так и тут. Сам кайф перехода в разные состояния мне интересен, сочинять одно и то же просто и скучно. Так везде: ты можешь использовать разные инструменты, порезать себе связки, это скучно, а вот из одного и того же создать что-то другое… Одну и ту же песню сочинять не так сложно. Мы живем, и мои суждения кардинально меняются раз в десять лет, и музыка меняется, я по-другому думаю, вижу, дышу.
«Федоров и Крузенштерн»
Презентация альбома «Взрыв цветов» состоится 21 мая в кафе «Март» (Москва).
Свежие комментарии